believe that magic works
Я не знаю, кому задать этот вопрос. Я попробую писать без матов и без слёз, я жутко хочу спать и меня второй час тошнит.
Сашка с Валеркой разбились на мотоцикле, в них на полном ходу врезался уазик, который должен был по идее уступить дорогу. Помеха справа, главная дорога и бла-бла-бла. Но нет. Парни искалечены. Живые, слава Богу, живые. Ноги переломаны, Сашка в ожогах от радиатора, у Валерки что-то с позвоночником, нужно делать операцию. Живые. Хвала Небесам, живые. Куча плачущих людей обоих полов и всех возрастов на телефонах жадно ловит информацию по крупицам - как там наши? Наши, наверное, завтра придут в сознание и будут шутками подбадривать не смыкавших глаз родителей, звонить нам и ржать, что мы, лошары, в понедельник снова на учёбу, а у них многомесячный отпуск. Господи, как хочется в это верить. Мы к ним поедем в Боровичи, их увезли туда. До Любытина на поезде, а там автобус. Обратно можно и на попутках, если придётся. Но мы к ним поедем.
Галине Ивановне совсем плохо. Она в Новгородской больнице, и, скорее всего, придётся ампутировать ногу. Риточка с Эдькой сегодня ездили в Тихвин, поклониться Иконе Божией Матери, Риточка плачет целыми днями, Эдька никакой вообще. Только бы всё было хорошо. Только бы она поправилась и поскорее вернулась домой. Только бы.
Отца не было дома уже неделю.
Мы пили водку. И говорили о смерти. О ней нельзя говорить просто так, о ней нельзя думать, в неё нельзя верить. Её нет. Мы говорили о друзьях и подлости. Мы курили одну за одной и давились обдуманным. У нас в глазах стояли слёзы, и мы смеялись. Друг над другом и над болью. Потому что её тоже нет.
А он снова сказал то, за что я ещё долго ему буду прощать всё-всё-всё, что он натворит. Да и так буду.
Сашка с Валеркой разбились на мотоцикле, в них на полном ходу врезался уазик, который должен был по идее уступить дорогу. Помеха справа, главная дорога и бла-бла-бла. Но нет. Парни искалечены. Живые, слава Богу, живые. Ноги переломаны, Сашка в ожогах от радиатора, у Валерки что-то с позвоночником, нужно делать операцию. Живые. Хвала Небесам, живые. Куча плачущих людей обоих полов и всех возрастов на телефонах жадно ловит информацию по крупицам - как там наши? Наши, наверное, завтра придут в сознание и будут шутками подбадривать не смыкавших глаз родителей, звонить нам и ржать, что мы, лошары, в понедельник снова на учёбу, а у них многомесячный отпуск. Господи, как хочется в это верить. Мы к ним поедем в Боровичи, их увезли туда. До Любытина на поезде, а там автобус. Обратно можно и на попутках, если придётся. Но мы к ним поедем.
Галине Ивановне совсем плохо. Она в Новгородской больнице, и, скорее всего, придётся ампутировать ногу. Риточка с Эдькой сегодня ездили в Тихвин, поклониться Иконе Божией Матери, Риточка плачет целыми днями, Эдька никакой вообще. Только бы всё было хорошо. Только бы она поправилась и поскорее вернулась домой. Только бы.
Отца не было дома уже неделю.
Мы пили водку. И говорили о смерти. О ней нельзя говорить просто так, о ней нельзя думать, в неё нельзя верить. Её нет. Мы говорили о друзьях и подлости. Мы курили одну за одной и давились обдуманным. У нас в глазах стояли слёзы, и мы смеялись. Друг над другом и над болью. Потому что её тоже нет.
А он снова сказал то, за что я ещё долго ему буду прощать всё-всё-всё, что он натворит. Да и так буду.